Ну просто замечательный подарок!
Так получилось, что ровно год назад в моей жизни случились Б-Т. И такой подарок на годовщину!
Это же просто волшебно!
Нептун, мырфф!)))
06.01.2013 в 19:41
Пишет Neptune Lonely:Подарок для Arall =)
Для тебя - и для тех, кому открыта запись - ещё одна сказка. Каюсь - написано под глубоким впечатлением от "Gohatto". Увы, кошки и рыбки не поместились тут, но я надеюсь, что понравится и так. %") Под картинкой, как обычно )
Стоять ночью в дозоре всегда тоскливо, особенно, когда хочется спать, а врагов что-то не видно и не слышно. Даже с высоты сторожевой башенки, в которой сидел Ацуши, уныло разглядывая лунный пейзаж – чернёное серебро. В безветренную погоду любой шорох кажется подозрительным – то ли птица ночная вспорхнула, то ли барсук-проказник пробежал... то ли ниндзя крадётся. Хотя – нет, настоящего шпиона не увидишь и не услышишь, покуда он не перережет тебе горло.
Смена будет только через четыре часа, и, чтобы не скучать, Сакураи прихватил с собой пару листочков бумаги и грифель, чтобы записать, если что-то интересное придёт в голову. Он уже знал, что именно в тишине ночи рождаются самые красивые строчки стихов. В гарнизоне его не ставили в пример другим по доблести или владению оружием. Зато, если случались словесные битвы стихотворцев – он побеждал почти всегда. Поэтому его уважали и почти не смеялись, если он бывал неловок с боевым посохом или боккеном.
По данному обету он давно не стриг свои прекрасные волосы, отросшие уже до середины спины, а красота его лица смущала даже бывалых воинов. Но никто из них не смог победить его в поэтическом состязании, никому Ацуши не позволил владеть собой. Только один из доблестной сотни – военачальник Имаи-сан сумел несколько раз победить в этом споре, но у него не было этой склонности.
Сам же Сакураи давно и безответно был влюблён в самого лучшего воина, отмеченного милостью звёзд, блиставшего на состязаниях самураев уже который год. Посвящая ему свои хокку и танка, Ацу признавался сам себе, что самыми счастливыми днями в его самурайской жизни бывали лишь те, когда он мог продержаться дольше минуты против Хошино-сана в тренировочном бою. Лишь в те краткие мгновения он мог видеть лицо возлюбленного так близко, что различал бисеринки пота на его висках, тёмные родинки возле левого глаза и отблеск священного боевого восторга в тёмных глазах. Сакураи никогда не хватало этих секунд, чтобы налюбоваться прекрасным воином – все бои с ним заканчивались почему-то одинаково: обманным приёмом он сшибал младшего с ног и придавливал коленом пластину доспеха на его груди, тычком боккена обозначая смертельный удар. После чего быстро поднимался и отходил в сторону, предоставляя поверженному противнику самому вставать с татами.
Эти строчки Ацуши никак не может записать на листке тандзаку, боясь даже произносить вслух, чтобы не подслушал злой дух или просто недобрый человек – мало ли? Замечтавшись, он не сразу услышал, как поскрипывают ступеньки деревянной лестницы под ногами самурая, пришедшего на смену. Круглый диск луны передвинулся совсем немного по тёмному небосводу, но больше всего Сакураи удивил тот, кто пришёл.
- Хошино-сан! Что случилось? – поспешно спрятав листки со стихами, он поклонился старшему и попытался вглядеться в его лицо при свете луны.
- Я пришёл сменить тебя.
- Но... моя вахта ещё не закончена, - решился возразить Ацу. – И мой сменщик – Хигучи-сан.
- Я знаю, - как бы нехотя ответил Хидэхико. Оглядел притихшие в лунном свете деревья вдалеке, будто бы пытаясь увидеть там то, что не смог увидеть младший. Помолчал и добавил: - Тебе нужно уходить отсюда. Вообще – из города. И лучше – прямо сейчас... если хочешь сохранить свою честь... и жизнь.
Тут на Сакураи снизошло понимание – видно, кто-то из тех, кого он отверг, захотел подлостью получить его тело.
- Хошино-сан, вы знаете, кто они? И почему вы решили предупредить меня?
- Знаю, но не могу сказать их имён. Будет лучше, если ты просто исчезнешь отсюда – и все останутся живы. Иначе... мне придётся убить их всех.
- Почему же, Хошино-сан? – в сердце Ацуши пробудился вулкан, заставив его задрожать от эмоций, враз нахлынувших на впечатлительного юношу. Он боялся поверить в чудо, жаждал услышать ответ и был готов спрыгнуть в глубокий ров вокруг крепости, если надежда не сбудется.
- Я всегда был глух к поэзии, - низким голосом произнёс самурай, оперевшись рукой о столбик, поддерживающий крышу над смотровой площадкой. – Я знал лишь песнь звонких клинков в ритме боя. Но твои стихи покорили меня с первой же строчки. Да, Ацуши-кун, я мстил тебе каждый раз, вызывая на татами, потому что не смел выйти против тебя на поэтический спор. Прости меня, если сможешь – и уходи. Иначе мне придётся убить своих сослуживцев, задумавших нечестивое дело.
Младший сжал кулаки, с трудом сдерживая победный вопль счастья, вскинул заблестевшие в лунном свете глаза на любимого.
- Нет. Я не могу уйти, Хошино-сан. Потому что жизнь вдали от вас для меня невозможна. Я всегда любил только вас.
- Уходи, - глухо сказал старший, отвернувшись. – Это приказ.
- Я не уйду, - грустно покачал головой Сакураи и негромко продекламировал заветные строчки: - Жизнь так жестока. Уж лучше пронзи меня, не дав подняться.
Медленно снял лёгкий шлем и сдёрнул с плеч шнур, удерживающий бронзовый нагрудник. Сбросил броню на пол и опустился на колени, отрешённо глядя перед собой.
- Убей меня сам, сохрани мою честь, Хошино Хидэхико.
- Никогда. Не смей. Просить меня об этом, - самурай сжал руками плечи Ацу, присев рядом, потом порывисто обнял его. – Я сам буду учить тебя сражаться. Чтобы ты смог постоять за себя в любом бою. Даже в нечестном и неравном. Ты понял меня, Ацуши-кун?
- Да, сэнсэй.
Яркую луну пятнадцатой ночи они взяли в свидетели своих клятв.
URL записиДля тебя - и для тех, кому открыта запись - ещё одна сказка. Каюсь - написано под глубоким впечатлением от "Gohatto". Увы, кошки и рыбки не поместились тут, но я надеюсь, что понравится и так. %") Под картинкой, как обычно )
Сказка, рассказанная под Луной пятнадцатой ночи
Стоять ночью в дозоре всегда тоскливо, особенно, когда хочется спать, а врагов что-то не видно и не слышно. Даже с высоты сторожевой башенки, в которой сидел Ацуши, уныло разглядывая лунный пейзаж – чернёное серебро. В безветренную погоду любой шорох кажется подозрительным – то ли птица ночная вспорхнула, то ли барсук-проказник пробежал... то ли ниндзя крадётся. Хотя – нет, настоящего шпиона не увидишь и не услышишь, покуда он не перережет тебе горло.
Смена будет только через четыре часа, и, чтобы не скучать, Сакураи прихватил с собой пару листочков бумаги и грифель, чтобы записать, если что-то интересное придёт в голову. Он уже знал, что именно в тишине ночи рождаются самые красивые строчки стихов. В гарнизоне его не ставили в пример другим по доблести или владению оружием. Зато, если случались словесные битвы стихотворцев – он побеждал почти всегда. Поэтому его уважали и почти не смеялись, если он бывал неловок с боевым посохом или боккеном.
По данному обету он давно не стриг свои прекрасные волосы, отросшие уже до середины спины, а красота его лица смущала даже бывалых воинов. Но никто из них не смог победить его в поэтическом состязании, никому Ацуши не позволил владеть собой. Только один из доблестной сотни – военачальник Имаи-сан сумел несколько раз победить в этом споре, но у него не было этой склонности.
Сам же Сакураи давно и безответно был влюблён в самого лучшего воина, отмеченного милостью звёзд, блиставшего на состязаниях самураев уже который год. Посвящая ему свои хокку и танка, Ацу признавался сам себе, что самыми счастливыми днями в его самурайской жизни бывали лишь те, когда он мог продержаться дольше минуты против Хошино-сана в тренировочном бою. Лишь в те краткие мгновения он мог видеть лицо возлюбленного так близко, что различал бисеринки пота на его висках, тёмные родинки возле левого глаза и отблеск священного боевого восторга в тёмных глазах. Сакураи никогда не хватало этих секунд, чтобы налюбоваться прекрасным воином – все бои с ним заканчивались почему-то одинаково: обманным приёмом он сшибал младшего с ног и придавливал коленом пластину доспеха на его груди, тычком боккена обозначая смертельный удар. После чего быстро поднимался и отходил в сторону, предоставляя поверженному противнику самому вставать с татами.
- Жизнь так жестока.
Уж лучше пронзи меня,
Не дав подняться.
Уж лучше пронзи меня,
Не дав подняться.
Эти строчки Ацуши никак не может записать на листке тандзаку, боясь даже произносить вслух, чтобы не подслушал злой дух или просто недобрый человек – мало ли? Замечтавшись, он не сразу услышал, как поскрипывают ступеньки деревянной лестницы под ногами самурая, пришедшего на смену. Круглый диск луны передвинулся совсем немного по тёмному небосводу, но больше всего Сакураи удивил тот, кто пришёл.
- Хошино-сан! Что случилось? – поспешно спрятав листки со стихами, он поклонился старшему и попытался вглядеться в его лицо при свете луны.
- Я пришёл сменить тебя.
- Но... моя вахта ещё не закончена, - решился возразить Ацу. – И мой сменщик – Хигучи-сан.
- Я знаю, - как бы нехотя ответил Хидэхико. Оглядел притихшие в лунном свете деревья вдалеке, будто бы пытаясь увидеть там то, что не смог увидеть младший. Помолчал и добавил: - Тебе нужно уходить отсюда. Вообще – из города. И лучше – прямо сейчас... если хочешь сохранить свою честь... и жизнь.
Тут на Сакураи снизошло понимание – видно, кто-то из тех, кого он отверг, захотел подлостью получить его тело.
- Хошино-сан, вы знаете, кто они? И почему вы решили предупредить меня?
- Знаю, но не могу сказать их имён. Будет лучше, если ты просто исчезнешь отсюда – и все останутся живы. Иначе... мне придётся убить их всех.
- Почему же, Хошино-сан? – в сердце Ацуши пробудился вулкан, заставив его задрожать от эмоций, враз нахлынувших на впечатлительного юношу. Он боялся поверить в чудо, жаждал услышать ответ и был готов спрыгнуть в глубокий ров вокруг крепости, если надежда не сбудется.
- Я всегда был глух к поэзии, - низким голосом произнёс самурай, оперевшись рукой о столбик, поддерживающий крышу над смотровой площадкой. – Я знал лишь песнь звонких клинков в ритме боя. Но твои стихи покорили меня с первой же строчки. Да, Ацуши-кун, я мстил тебе каждый раз, вызывая на татами, потому что не смел выйти против тебя на поэтический спор. Прости меня, если сможешь – и уходи. Иначе мне придётся убить своих сослуживцев, задумавших нечестивое дело.
Младший сжал кулаки, с трудом сдерживая победный вопль счастья, вскинул заблестевшие в лунном свете глаза на любимого.
- Нет. Я не могу уйти, Хошино-сан. Потому что жизнь вдали от вас для меня невозможна. Я всегда любил только вас.
- Уходи, - глухо сказал старший, отвернувшись. – Это приказ.
- Я не уйду, - грустно покачал головой Сакураи и негромко продекламировал заветные строчки: - Жизнь так жестока. Уж лучше пронзи меня, не дав подняться.
Медленно снял лёгкий шлем и сдёрнул с плеч шнур, удерживающий бронзовый нагрудник. Сбросил броню на пол и опустился на колени, отрешённо глядя перед собой.
- Убей меня сам, сохрани мою честь, Хошино Хидэхико.
- Никогда. Не смей. Просить меня об этом, - самурай сжал руками плечи Ацу, присев рядом, потом порывисто обнял его. – Я сам буду учить тебя сражаться. Чтобы ты смог постоять за себя в любом бою. Даже в нечестном и неравном. Ты понял меня, Ацуши-кун?
- Да, сэнсэй.
Яркую луну пятнадцатой ночи они взяли в свидетели своих клятв.